4
В 2007-м закончился срок действия их азербайджанских паспортов. А на работу без паспортов официально устроиться они не могут. «Белгородские известия» вновь встретились с многодетной семьёй, о которой писали в 2016 году, чтобы выяснить, что изменилось за эти два года.
«Ничего не поменялось абсолютно. Да мы никуда и не обращались. Мы же нелегалы», – ровным, бесстрастным голосом говорит Елена Викторовна.
Нет, её не перестала волновать тема получения российского гражданства, но эмоции по этому поводу она уже давно попусту не расходует. Однако за ситуацией женщина следит.
«В Интернете всё пишут, что для нелегальных мигрантов должна быть амнистия, что репрессивными действиями – штрафами и выдворениями – проблему не решить, – рассказывает женщина. – Таких, как мы, очень много, цифры называют разные – от 3 до 10 млн, и уже пошли новые поколения. И все бесправные, никто ничего не может. Нам поможет только амнистия, потому что нелегал – это абсолютно бесправный человек».
Кристина и Элина после 9-го класса хотели пойти в техникум, но их туда не приняли: потребовали разрешение на временное проживание, которого у них нет. Пришлось вернуться в школу.
«Мои младшие хотели учиться, профессию получить, а оказалось, им ничего не положено, – горько замечает Елена Викторовна, – у них, видите ли, нет паспортов, хотя родились они в России».
Дом, где живёт семья Куличкиных.
Фото Виталия Гаркуши (архив)
Старшая Марина отличница, в следующем году окончит школу.
«И она никуда не сможет поступить. Что будет делать? Марина тоже об этом думает. Скорее всего, так же, как и мы, будет сидеть дома. Если, конечно, к тому времени амнистию нелегалам не объявят», – замечает мама.
Марина мечтает стать врачом.
«Это такая хорошая профессия – помогать людям, – говорит она. – Но если у меня не будет документов, я никуда не поступлю. Действительность мечту разбивает».
Про сидение дома Елена Викторовна выразилась фигурально. Они всё время пытаются хоть что‑то заработать.
«Муж летом работал сезонно, за коровами смотрел, сейчас опять дома сидит. Случается, кто‑то попросит помочь, снова копеечка, – рассказывает супруга. – А я хожу за стариком-соседом, смотрю за ним, уколы делаю, он мне в день даёт 100–150 рублей. Односельчане вспоминают только тогда, когда помянуть кого‑нибудь надо. Помогает только сестра. Так и живём».
Домашним хозяйством и живностью Куличкины так и не обзавелись. Хозяйка объяснила просто:
«Домашние животные для тех, кто жестокий, кто может их убивать. Я не смогу. У нас только кошки, нам котят ещё и подбрасывают, а выкидывать назад жалко. Сейчас на чердаке живут пятеро. Кормим тем, что и сами едим: макаронами, тут мышей ещё полно».
Местная власть, социальные органы, может, и хотели бы помочь семье, но у них руки связаны, как говорят, действующим законодательством.
«У Куличкиных ничего не поменялось, живут на том же месте, документы не получили, – констатирует замначальника управления Роговатовской сельской территории Любовь Фомина. – Старшая девочка оканчивает 11-й класс, идёт на золотую медаль, но дальше она никуда не поступит. Муж если куда на шабашку сходит, ему там заплатят, вот и всё. Устроиться никуда не может».
Любовь Фомина.
Фото Виталия Гаркуши (архив)
Управление соцзащиты населения городского округа официально тоже не может помочь. Главный специалист отдела соцподдержки Елена Нечаева вспомнила, что раньше семье поступала помощь от благотворителей.
«Если у них нет регистрации и гражданства, то мы не имеем возможности оказывать им государственную социальную помощь, – сказала она. – Сам не будешь заниматься решением своих проблем, никто не поможет».
Единственный ручеёк помощи идёт из Обуховки, где живёт и работает смотрителем в доме-музее Ерошенко Татьяна Колесникова, родная сестра Елены Викторовны. В Россию она переехала в 1994 году, через полгода получила гражданство.
«Тогда это легко было сделать, – вспоминает она. – А Лена с семьёй начала переезд в 2002 году, когда законы поменялись и всё стало намного сложнее. Они бы уехали раньше, но сестра не могла бросить маму: она сильно болела, у неё онкология, Лена до последнего ходила за мамой. Потом пока продали дом, который ей в наследство достался, пока оформляли документы, время ушло. Сейчас только я, наверное, им помогаю. И то не часто, потому что самой денег особо‑то не хватает. Может, раз в три месяца приезжаю к ним с продуктами».
К возможной амнистии нелегальных мигрантов Татьяна Викторовна относится скептически:
«Какая амнистия? Мне кажется, это нереально. Я уже не верю ни во что. Дети, бедные, хотели поступить в техникум, Лена с ними помоталась по Старому Осколу, чтобы хоть куда‑то устроить, сказали: без гражданства, без документов никуда не возьмём. Паспортов нет, хотя эти двойняшки в России родились. Пришлось им вернуться в школу. Кошмар какой‑то».
Материал двухлетней давности заканчивался так:
«История Куличкиных – тот самый случай, когда с людьми можно поступить по закону. А можно – по справедливости. По‑людски. Совсем недавно один из публично озвученных принципов солидарного общества – «Справедливость выше закона» – вызвал бурю негодования среди просвещённой публики. Быть может, история несчастливцев, которые уже не надеются стать гражданами нашей страны, и есть тот самый пример, когда нам следует проявить солидарность и поступить по‑человечески».
Таких несчастливцев в России даже по официальной статистике сотни тысяч. Они ещё надеются, что государство повернётся к ним лицом, поступит с ними по‑человечески. В конце концов, от этого выиграет и само государство. И не только морально и нравственно, но и экономически. Об этом ещё два года назад сказала сама Елена Куличкина: «Если бы наш вопрос решили сразу, мы бы уж точно принесли пользы России больше. Гораздо больше тех сумм, которые мы заплатили за нарушение миграционных законов».
*