Но тут – приговор: 6 мая 1779 года Курское наместничество повелело Яблонов из числа городов вывести «по причине, что положение его на безводном месте». То есть нет реки – нет статуса, нечего губернские деньги в неперспективное место вкладывать. Якобы нет будущего у Яблонова: для промысла или производства водоём нужен.
Не знаю, копал ли кто глубоко истинные причины этой отставки, но даже при поверхностном изучении документов понятно, что «безводное место» – причина не главная.
Например, если не сам Яблонов, то Яблоновский уезд точно в 1710-е исправно платил оброк на рыбную ловлю с речек Орлик, Ольшанка, Халань и Холка – водоёмы были кругом! А в 1886 году 491 яблоновская семья (считай, каждая, потому что всего жителей было около 1 600) занимались промыслами. Без воды.
Но главное, что переименование произошло в правление Екатерины II. Императрица с 1775 года в ходе губернской реформы преобразовала в города 216 крупных сёл. И на этом фоне процветающий Яблонов стал селом. Странная история. Может, аукнулись казакам пугачёвские события (а они, напомним, закончились казнью Пугачёва в 1775 году)? Или власти наперёд обезвреживали генетически организованных владельцев города – «бывших служилых людей, казаков, стрельцов и пушкарей, что ныне уже однодворцы»? Были среди них, кстати, и черкесские воины (лучшие и отважные в то время), которых отдельно регистрировали в яблоновском воеводстве.
Так или иначе, но город Яблонов переименовали в село Яблоново. А вскоре к названию прибавили ещё одно слово, и стало оно Большим Яблоново – почти на 100 лет.
Несправедливость в отношении знаменитого форпоста так поразила, что, прибыв в Яблоново, первым делом мы решили прояснить его водную историю. Ничего, что 230 лет прошло.
«Да, нет ни речки, ни прудика, – подтверждает селянка Маргарита. – Давным-давно было у нас озеро, которое почему‑то звалось Солёным, но высохло».
Основными водными достопримечательностями жители в один голос называют родники и колодцы, которые сейчас активно обустраивают. Главная же краеведческая легенда посвящена Ханскому колодцу.
Она гласит, что в древние времена одному татарскому военноначальнику предсказали смерть после того, как он потеряет свою чалму. Отправившись походом на Русь, на подступах к Яблонову тот спешился, чтобы напиться воды. Нагнулся, а чалма слетела в колодец. Хана, как и полагалось, убили в первом же бою.
А колодец остался в народе Ханским. В его поисках мы исколесили все окрестности – то тот укажут, то другой – все Ханские.
«Нет его, – вздыхает коренной яблоновец Иван Хохлов. – Я ребёнком был, когда отец мне его показывал и легенду рассказывал. Засыпали колодец навозом ещё в 1980-е: тогда отношение к родникам другое было».
Из старинного, рассказывает Иван Павлович, остались лишь красноречивые названия местных «микрорайонов»: Бутырки (там стояли казармы воеводы Бутурлина), Заречка, Качёровка (к слову, село с таким именем есть под Одессой), Цыганская.
Да несколько коренных фамилий: Атаманские, Рябикины, Хохловы.
«И тех мало теперь, как и коренных яблоновцев, – рассказывает Иван Хохлов. – В последние годы к нам много народа из других краёв прибыло».
Лично я понимаю, почему люди выбирают на жительство Яблоново. Есть сёла красивые, есть душевные, а Яблоново – и то, и другое. Объяснить это нельзя. Просто заезжаешь в него – и глаз, и душа радуются. Аура тут особая, как теперь говорят.
«Я приехала сюда из Белгорода в дом свекрови. Думала, годик поживу и вернусь. Но здесь так хорошо, что уже 23 года я тут и никуда не собираюсь», – подтверждает наши впечатления Клавдия Кирдеева.
Она рассказывает, сколько интересных увлечений нашла для себя в селе, как обросла друзьями. Село на её глазах менялось, особенно расцвело с приходом главы Светланы Чащиной.
Но главное, по мнению Клавдии Сергеевны, здесь она осознанно пришла в православие:
«У нас батюшка Георгий такой знающий, обаятельный, что душа к нему тянется».
В церкви Клавдия Сергеевна активистка: собирала с другими деньги на ремонт храма Димитрия Солунского, построенного в 1810 году.
«Хватило на купол и немного внутри подделать. Но это же памятник архитектуры, нужны другие деньги, чтобы его сохранить», – беспокоится она.
Знакомство с Клавдией Сергеевной таинственным образом задаёт линию нашего дальнейшего путешествия по Яблоново. Во‑первых, женскую: почему‑то встречались нам в основном женщины.
А во‑вторых, все наши новые знакомые, как и Кирдеева, начинали разговор словами: «Вот вы сколько лет мне дадите?»
Я честно прикидывала: «Угадала?»
«Не-е-ет!» – радовались моей непроницательности селянки и называли цифру на 10–15 лет больше.
78-летней Клавдии Сергеевне, кстати, я тоже дала 65.
Яблоки что ли молодильные растут в Яблоново? Или жизнь как песня прошла?
«Что ты! Жизнь была такая, что вспоминать страшно. Работа любит дураков, и мы работа́ли, – говорит 95-летняя Мария Киреева. – А живу долго, потому что муж хороший достался. Жалостливый был мой Фёдор, умный, ни одного матюка от него не слышала. Нервы не трепал, как люди говорят».
На солнечной лавочке Марию Николаевну «выгуливают» более молодые, 70-летние соседки. Отгоняют грустные мысли неспешными разговорами: какие они – новые синенькие и зелёные купюры? Что сегодня готовили? Как убрали огороды? Но Марии Киреевой важно выговориться про свою жизнь, чтобы мы примерили её на себя.
Примеряется тяжело. Из нынешнего комфорта сложно понять, как женщина может тащить волоком центнерные тракторные лемеха из Яблоново в Халань (а это 12 км). Или с утра до ночи «чертовать» на тракторе. А ещё после войны на свой страх и риск Мария Киреева собирала у односельчан сливочное масло и везла продавать в Харьков.
«Неграмотная была, а продавала», – теперь она сама поражается своей смелости.
Вдруг Мария Николаевна спохватывается:
«Вы же передайте молодым, чтобы два верхних серых листика на капусте не отрывали. А то преть будет!»
Сидеть бы вот так с бабульками весь день, записывать секретики домоводства. Но время поджимает, и я задаю провокационный вопрос: а чудеса у вас тут есть какие?
«Так лечат у нас, – секундой вскидывает глаза Мария Морозова. – Надежда Константиновна. Очень хорошая женщина. Молодец-женщина!»
Миниатюрная и нежная, как Дюймовочка, Надежда Анисимова не изменяет традиции.
«Дочунь, сколько ты мне дашь? – спрашивает и веселится после моего промаха: – 85 скоро будет! Может, грамотку мне какую выпишут, как думаешь?»
Кажется, грамотка да немного жалости со стороны – всё, что нужно её одинокой старости. Как ребёнок, Надежда Константиновна радуется, что нам интересна её жизнь. После гибели на фронте отца и смерти матери она отказалась идти в детдом и осталась жить в селе, одна в хате. От голода спасла корова. Она, десятилетняя, сама её пасла и доила и у немцев отбила: «Я же умру, не забирайте». Сжалились оккупанты, глядя на тщедушную девчушку. В мирное время – короткая передышка, а потом снова горе: потеряла единственного сына.
Может, потому житейские ценности видит Надежда Анисимова по‑иному, а за свои труды не то что денег не просит, а иногда ещё и сама подкармливает клиентов.
«Хата у меня есть, на гроб дадут, а больше ничего не надо», – объясняет.
С домом, кстати, вышла самая что ни на есть удивительная история.
Несколько лет назад высокопоставленные столичные родители привезли к ней сына, потерявшего здоровье в армии. Парень не передвигался, мучился головой. Куда только родственники ни обращались, даже в заграничные клиники, но врачи махнули рукой. Баба Надя была в прямом смысле их последней надеждой. Она оставила молодого человека у себя, а родителям велела приехать через пару месяцев. Как случается в волшебных сказках, парень ушёл от неё на своих ногах. В благодарность москвичи смахнули бабушкин курень и построили на его месте крепкий дом со всей начинкой. А через какое‑то время приехали в село на крутом авто и повезли знахарку на свадьбу: паренёк женился, и всё у него потом сложилось хорошо.
Хотите – верьте, хотите – нет, но дом стоит, и он тоже яблоновская легенда. Вообще способности бабы Нади тут никто не оспаривает – не понаслышке знают, что да как.
«Четыре года не курю, – многозначительно показывает глазами на окна Анисимовой местный житель. – Однажды так это курево надоело – сил нет. А Надежда Константиновна помогла».
Сама же целительница ни на какие лавры не претендует.
«Давайте я вам песню спою», – бесхитростно предлагает она.
Затягивает тонким голосом «Катюшу», а потом долго машет сухонькой ладошкой вслед редакторской машине.
Мимо этого дома невозможно пройти равнодушно – возле него разбит райский цветник.
«Всё, я заболела виноградом, возьмусь за него всерьёз», – шутит хозяйка Нина Хохлова.
До этого она болела розами – собрала 70 видов, хостами – их под 30, а в доме – композиции цветов, которые сама делает из бисера.
«Воспитателем работала, – объясняет Нина Ивановна, – а в детском саду постоянно занимаешься рукоделием, вот и втянулась».
Мы ахаем красоте уютного дома, восхищаемся активностью его хозяйки. Планов у неё громадьё: сегодня в паломническую поездку, потом встреча в сельской администрации, то внука отправляется нянчить.
Честно: ну очень хотелось спросить про молодильные яблоки, да неудобно.
Нина Хохлова.
Фото Вадима Заблоцкого
Вообще, побывать в Яблоново и не увидеть яблонь – всё равно что в Москве не отметиться на Красной площади. Специально искать их не пришлось, они повсюду: в придорожных посадках, во дворах, на общественных территориях. Посреди села, у старого кладбища, спрятался колхозный сад на 10 га – заслуга председателя колхоза «Россия» Ивана Забродина.
С агрономической точки зрения сад теперь, конечно, запущен. Но нам, дилетантам, показался оазисом с милыми приметами бабьего лета: летающей в воздухе паутинкой, одиночным плодам на макушках и крепким запахом подпревающей листвы.
Отношение к яблоням у местных жителей самое что ни на есть приземлённое, как к чему‑то полезному и надёжному, типа механической мясорубки или бабушкиной деревянной скалки. Потому и названия яблоневых сортов свойские, ненаучные: деда Лёни (потому что он посадил яблоню лет 50 назад), Катюхина, иногда просто: «та ещё, старинная» или «довоенная». Никто первородных имён уже не помнит, но какие же ароматные яблоки!
Фото Вадима Заблоцкого
Именно с ними я, как и многие, связала бы название села. Но, думаю, это слишком просто: наши предки были щепетильны в выборе наименований. Так, близ Магадана есть Яблоновый перевал – по названию реки Яблон, что в переводе с юкагирского (языка народов Сибири) означает «дорогу, путь, след» или «смерть, гибель». По Забайкалью тянется Яблоновый хребет – по‑бурятски «проходимый, проезжий перевал». Почему в стародавние времена один из городов-крепостей Белгородской засечной черты назвали Яблонов – неизвестно.
Однако ясно: в истории корочанского села Яблоново загадок хватит на ещё несколько поколений.