В свои 80 лет Анатолий Колесников даст фору многим сорокалетним. Он в отличной физической форме. Регулярно делает зарядку, занимается общественной деятельностью и не теряет чувства юмора. Анатолий Григорьевич из поколения тех, кого называют детьми войны. Мальчишкой он пережил оккупацию и потом освобождение Белгорода, был ранен. Голодал. Рос в детском доме. Стал инженером, а потом и педагогом для многих ныне работающих на белгородских предприятиях специалистов.
«Я живу, можно сказать, бегом, – улыбается Анатолий Колесников. – Каждое утро делаю зарядку. Помню, пару месяцев назад бежал, чтобы на маршрутку не опоздать. Добежал и поблагодарил водителя, что тот подождал пенсионера. А бабулька примерно моего возраста прокомментировала: «Придуриваешься! Пенсионеры так не бегают».
А бегать Колесникову пришлось с пятилетнего возраста. Столько ему было, когда в 1941-м Белгородскую область оккупировали немцы.
«Семья у нас была большая, – вспоминает Анатолий Григорьевич. – Шесть ртов: Александра, Леонид, Василий, Владимир, Виктор и я. Жили в деревянном доме в селе Красном, на улице Красноармейской (сейчас это часть Белгорода, там находится автотраспортное хозяйство УМВД России по Белгородской области – прим. авт.). Неплохо жили. Папа мой, Григорий Кузьмич, был железнодорожником, мама, Пелагея Степановна, за домом и нами следила».
Но спокойная жизнь закончилась 22 июня 1941 года:
«Отца призвали на фронт в первые же дни войны. Знаете, я даже лица папиного не помню. Всё как в тумане», – говорит Анатолий Григорьевич, и на глазах у него слёзы.
Недалеко от дома Колесниковых были склады с зерном, и когда красноармейцам пришлось отступать, то они их сожгли.
«Но перед тем как сжечь, – рассказывает Анатолий Григорьевич, – наши солдаты раздали всё хранившееся на складах зерно жителям села».
Это спасло многих от голодной смерти:
«Схоронили мы эти съестные запасы кто как мог. Кто в погребе спрятал, чтобы немцы не нашли. Кто, как наша многодетная семья, в сарае прикопал. Доставали потом и по ночам кашу варили».
Белгород, август 1943 г. Возвращение беженцев по ул.Попова мимо Преображенского собора
Период оккупации Анатолий Колесников не хочет вспоминать:
«Мерзость, дикость и предательство были. А вот освобождение Белгорода навсегда осталось в моей памяти».
В 1943 году Толе было почти шесть лет.
«Тот день 5 августа помню хорошо. Особенно как немцы бежали в сторону Харькова. Многие в исподнем и босиком. Запомнился один пожилой бегущий немецкий офицер в кальсонах и кителе. Так его, драпая, обгоняли рядовые солдаты, – рассказывает Анатолий Григорьевич. – В тот день мать меня не выпускала со двора. А старшие братья, Леонид и Владимир, в это время пошли на луг за нашим селом».
«Тишина, только мухи жужжат. А высоко в небе летит самолёт и разбрасывает листовки. Я стал их поднимать. А в это время недалеко разорвалась мина, и в меня попали осколки», – продолжает Колесников.
Куски металла, на счастье маленького Толи, по касательной задели левое плечо и правую ногу. Колесников, расстегнув рубашку и подвернув брючину, показал мне два сохранившихся после того миномётного обстрела шрама.
«Я прибежал к маме в слезах и крови. В погребе прятались не мы одни. Были там и соседи. Мама оторвала какую‑то тряпку и пыталась остановить кровь. А в это время прибежал мой брат Владимир и сказал, что на лугу от разрыва мины Лёньку засыпало землёй, и он не смог его вытащить…»
По тому лугу, куда пошли братья Анатолия Григорьевича, у немцев были протянуты провода связи.
«Эти провода ночью перерезали наши, красненские ребята. А когда мои братья появились на лугу, немцы обстреляли их из миномёта».
К вечеру 5 августа Белгород был освобождён, и в пригородные сёла пришли красноармейцы.
«Мама сказала им, что сына засыпало землёй, и никто его не может вытащить. Наши солдаты помогли Лёню принести домой. Он был без сознания, голова и грудь в крови. Его положили на ящики из‑под снарядов, которые мы использовали в качестве стола. А я лежал на соломе и смотрел, как набухают красным на плече и ноге мои грязные бинты».
Неподалёку от дома Колесниковых расположился полевой госпиталь.
«Военврач, женщина, надела мне свою пилотку и говорит: «Ты теперь солдат. Будешь терпеть?» – «Буду», – ответил я. Она стала обрабатывать мне раны, а у самой, помню, слёзы текут. Я спрашиваю: «Тётя, а чего ты плачешь?» Но она мне ничего не ответила».
Позже из рассказа мамы Толя узнал, что в боях за Белгород погиб главврач полевого госпиталя. Он был мужем женщины, которая спасала жизнь маленькому Колесникову.
«После перевязки врач хотела взять пилотку, а я схватил и не отдал. Она сквозь слёзы посмотрела на меня и сказала: «Храни! После войны вернусь, и ты её мне вернёшь». Не вернулась… А её пилотку я полвека хранил».
Раненный осколками мины Толин брат Леонид умер через три дня.
А ещё Анатолий Григорьевич помнит, как его, маленького мальчика, немцы приняли за партизана:
«Колонна немецкая шла по дороге в сторону Харькова. Машин много с солдатами, танки, бронетранспортёры. А вдоль дороги оцепление из автоматчиков. И вдруг наш самолёт появился и стал разбрасывать листовки. Я вылез из погреба и понёсся их собирать. Перебежал дорогу, схватил несколько листовок, но обратно вернуться не смог. Немцы шли вереницей. Тогда я залез в водосточную трубу, которая была под дорогой, и стал дожидаться, когда же фашисты окончат своё шествие».
Толе пришлось ждать долго.
«Сижу. Жду. Замёрз даже. А они всё идут и идут. Не выдержал и понёсся между машин и марширующих немцев. Повезло. Не задавили. Прибежал домой с зажатыми в руке листовками».
— А что было написано в листовках?
— Дословно уже не помню, но смысл был в том, что Красная армия обязательно освободит Родину от немецко-фашистских захватчиков.
Заметив, что мальчишка поднял листовки, немцы пришли в дом Колесниковых.
«Я прижался к стене, а двое немцев тычут в меня пальцами и кричат: «Партизан!» Я так испугался, что начал на них кричать: «Уйди, фашист проклятый!» Не знаю, чем бы всё закончилось, но прогремел взрыв, и стена, у которой я стоял, рухнула. А когда очнулся, то немцев в доме уже не было».
Белгород, август 1943 г. Советские пехотинцы проходят по Гражданской улице освобождённого Белгорода
Потом был голодный 1944 год.
«Ни одёжки, ни обуви не было. И голодали сильно, – вспоминает Анатолий Григорьевич. – Мы, мальчишки, собирали разную траву, копали корни, рыбу ловили в реке Гостёнке. Даже сусликов жарили и варили».
В том же году отощавшего Толю Колесникова отправили в харьковский детский дом при железной дороге.
«В детском доме я ожил. Там впервые увидел кусочек хлеба с маслом и стакан с молоком. Взял всё это богатство дрожащими руками и съел, – рассказывает Колесников. – А одна из воспитательниц, глядя на меня, сказала: «Не давайте ему больше ничего. Всё равно умрёт». Потом меня отвели в комнату и положили, как мне тогда показалось, в лучшую постель в мире. И я не умер. Выжил».
Через год Толю из детдома отчислили:
«По правилам того времени там содержали только тех детей, у которых вообще не осталось родителей. А у меня была мама. И вернулся я обратно в Белгород».
Здесь мальчика поселили в интернат при 35-й белгородской средней школе.
«Я неплохо учился, а потом приехал мой дядька и сказал, что надо осваивать рабочую профессию. Мне было 16 лет. Я пошёл учиться на токаря в мастерские предприятия «Водстрой». А в школе перешёл на заочное отделение и так совмещал учёбу с работой».
Без отрыва от производства Колесников окончил школу рабочей молодёжи. Его призвали в армию.
«Меня отправили в Тбилиси, в межокружную школу по подготовке сержантского состава пожарной охраны. После года учёбы служил в Брянске командиром боевого расчёта пожарного автомобиля, потом замначальника пожарной команды военной базы».
После армии Анатолий Григорьевич поступил в Московский строительный институт им. В. В. Куйбышева. Окончил его с дипломом инженера-механика.
«Меня назначили главным механиком управления производственно-технологической комплектации треста «Белгородоблсельстрой». Было это в 1967 году. Потом предложили работать в областном управлении профессионально-технического образования. Направили в профессионально-техническое училище № 6 мастером производственного обучения. Через десять лет я занял должность директора учебно-методического кабинета профессионально-технического образования Белгородской области».
— Отец вернулся с фронта?
— Мой папа погиб в 1944-м в Белоруссии – близ деревни Репки Рогачёвского района. Но до 2008 года я не знал, где он похоронен.
— А что произошло в 2008-м?
— В том году я возглавлял делегацию белгородских школьников на белорусском фестивале дружбы детей славянских народов «Крынiчка-2008». Фестиваль проходил в Рогачёвском районе. В это время мне позвонил сын и сказал, что в Интернете нашёл данные о захоронении своего деда. Оказалось, что я был рядом с могилой своего отца. Это братская могила, и на чёрном обелиске, третье сверху, было имя: «Колесников Григорий Кузьмич». Мой папа. Я настолько был впечатлён произошедшим, что написал стихотворение «Обелиск»:
На братской могиле
Великой войны
Стоит обелиск одинокий.
И слышу я эхо великой войны
И бой тот жестокий, далёкий.
Здесь каждое утро
солнце встаёт,
Шумят здесь берёзы и клёны,
И вечная память
о павших живёт…
Анатолий Григорьевич читал своё стихотворение прерывисто, как будто ему не хватало воздуха. Так велико было волнение. И такими искренними, идущими от сердца были его слова.
Восемь лет назад Колесников вышел на пенсию с должности главного специалиста по профессиональной подготовке областного департамента образования.
— Не скучно на пенсии?
— Скучать некогда. Занимаюсь общественной работой, я зампредседателя Белгородского городского Совета ветеранов Великой Отечественной войны, труда, вооружённых сил и правоохранительных органов. А ещё, кстати, я член Союза журналистов России. Так что мы с вами коллеги.
— У вас большая семья?
— Да, – счастливо улыбнулся Анатолий Григорьевич. – Жена Галина Ивановна, сыновья Алексей и Александр. Внучки Диана и Анна. Диана – балерина, Анне пять лет. Внук Никита и правнучка Владислава. Я счастливый муж, отец, дед и даже прадед!
— Говорят, что вы пишете книгу?
— Она о связи времён и поколений на Белгородчине. О патриотизме и подготовке подрастающего поколения к службе в армии. Надеюсь издать её в этом году.