1
Калитка открыта, только хозяина в доме не оказалось. Встретил нас трёхцветный кот, мягко щурившийся от солнца.
— Вы к деду Володьке? – заметив приезжих, тихая улица Хлебная в селе Смородино, где замолк двигатель редакционной машины, засуетилась.
— Может, в «Анюту» пошёл. Оля, а ну‑ка, позвони в магазин, – добродушные соседи устроили поиски.
— Нет там его. Наверное, в лес ушёл.
— Каждый день ходит. Старый охотник. И шапки шил из шкурок, и вообще всё село обшивал – кому платье, кому костюм. И сейчас по мелочи шьёт. Один глаз остался, но не бросает. А лет‑то уже сколько ему…
Во дворе в загончике переговариваются пёстрые курочки. Раньше Владимир Кузьмич и кроликов держал, да издохли ушастые.
«Кролики нужны не для мяса – ради занятия, – говорит Беляев. – Сходить в лес за травой, воду поменять – лишь бы не сидеть без дела. Двигаться надо, шевелиться».
Жена Евдокия Фёдоровна, с которой прожили 60 лет, умерла больше десяти лет назад, оставив заботу о муже на четверых детей. Сын Виктор ближе всего к отцу, после работы заезжает померить давление. Зашёл при нас, накачал манжету: 160 на 90. Обычно поменьше. Разволновали журналисты старика.
«Бежит как‑то батюшка из церкви, нашёл старую школьную фотографию 1936 года, – рассказывает Владимир Кузьмич. – Покажи, говорит, где ты тут. Я ему сказал: «Нету меня здесь. Некогда было в школу ходить. Я с девяти лет колхозных свиней пас». Бегал босой по стерне – ноги как наждачка».
В 14 лет колхозный пастух попал в столицу. На дворе осень 1940-го. Президиум Верховного Совета СССР издаёт указ о трудовых резервах. Для индустриализации страны и в связи с угрозой войны государству требовались квалифицированные рабочие кадры. Массово создавалась сеть ремесленных и железнодорожных училищ, где обучали два года, и школы фабрично-заводского обучения. В ФЗО давали профессию за шесть-десять месяцев (в 1959-м заведения преобразуют в ПТУ – прим. авт.).
Призыв (мобилизация) в трудовые резервы стал добровольно-обязательным. Существовал жёсткий план. Мобилизовывали только мужчин. На каждые 100 членов колхоза ежегодно в ремесленные и железнодорожные училища выделялось два человека 14–15 лет. В ФЗО призывали с 16–17 лет. На городскую молодёжь тоже был план. Ежегодно в трудовые резервы призывались от 800 тыс. человек до миллиона.
«Две тысячи человек тогда призвали от Курской области. Из нашего села восемь ребят. Решили вместе держаться, но нас разделили», – вспоминает Беляев.
В училищах и ФЗО жили на полном гособеспечении. Учебники, одежда, питание, общежитие – всё бесплатно.
«В училище приехали, всё своё скинули – и в баню. Дали красивое обмундирование. Ремень с большой бляхой, как у моряков. На фуражке ключ и молоток, на петлицах «РУ № 8». Помню номер своей койки в общежитии – 220-й. Палаты на 20 человек. Учились и работали в мастерских № 32 авиационного завода, на улице Правды».
1 мая 1941-го в столице состоялся парад. Владимир Беляев в праздничной колонне своего ремесленного училища прошёл по Красной площади. В год начала войны учебные заведения государственных трудовых резервов выпустили 250 тыс. молодых рабочих для промышленности, строительства, железной дороги.
Очень скоро Юрий Левитан объявит по радио о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Немцы подойдут очень близко к Москве. Однако учёба в училище № 8 не прекратится.
Трудовая книжка Владимира Кузьмича от времени превратилась в тряпочку. Читаю: «Окончил училище № 8 в 1942 г. Направляем работать на завод № 367».
После учёбы ребят из трудовых резервов направляли на предприятия, где они должны были отработать четыре года. Пока не истечёт срок, призвать в армию или на флот их не могли: действовала отсрочка.
До войны завод № 367 Народного комиссариата вооружения в Загорске выпускал шпингалеты и дверные ручки. Так значилось в официальных бумагах. На самом деле в цехах собирали новейшее оружие ППШ – пистолет-пулемёт Шпагина, который в числе прочих назовут оружием Победы.
Немцы приблизились к Москве. Завод перебросили подальше от линии фронта, в рабочий посёлок Вятские Поляны Кировской области. В сжатые сроки на местной шпульно-катушечной фабрике построили новые цеха, запустили производство. С фронта в цеха приходили письма, где бойцы благодарили рабочих и любовно называли ППШ «наш папаша».
Вместе с другими выпускниками училища на заводе оказался и слесарь Владимир Беляев.
Фото Юрия Коренько
«Из Москвы до Горького шли пешком, – вспоминает он. – Работали по 16 часов без выходных. Я работал на токарном станке, подгонял детали автомата друг к другу и стволу. У ППШ 95 деталей, каждую кто‑то делал, а точность должна быть идеальной. Рядом девчонки работали, сверлили автоматные стволы».
Спросила, смеясь, были ли романы с заводскими девчонками. И осеклась.
«Когда ты постоянно испытываешь голод, недосыпаешь, изнурённо работаешь, – ответил Владимир Кузьмич, – ни о чём таком не думаешь».
Быт заводчан был жутким. Жили в каркасно-насыпных бараках без печей: весь кирпич пошёл на строительство завода. Грелись буржуйками.
«В столовой кормили три раза в день. По карточкам отрезали 200 г хлеба, гороховый суп и чай из хвои. Позже появился яичный порошок, стали готовить омлет».
Зарплату платили, но купить что‑нибудь из еды невозможно – лавки пусты. Достать кирпичик хлеба считалось богатством. За буханку хлеба на улицах убивали. Татарки на вокзале продавали ароматные котлеты за 10 рублей, но парень брезговал: непонятно, из чего их накрутили.
Однажды в столовой кто‑то плеснул отраву в котёл с варевом. Отравилось много народу, пострадал и Владимир Кузьмич.
«Стою у станка, смотрю: одного парня понесли, второго… Я был покрепче, думал, выдержу. А у самого ноги подламываются, плохо мне. Говорю товарищу: «Рябов, я упаду». Он: «Иди к доктору». Пока дойду до медпункта, на свежем воздухе меня продует, вернусь в цех. Снова как скрутит… Несколько раз возвращался. А ночью в барак врач пришла, спросила, кто ел в заводской столовой, – я промолчал, чтобы не забрали в больницу».
Для фронта с каждым днём требовалось больше оружия. На заводе началось стахановское движение – рабочие перевыполняли задания на 300 % и более. Он станет одним из основных предприятий, снабжавших армию ППШ. За годы войны здесь произведут их более 2 млн.
«В сутки выпускалось 3 тысячи автоматов, каждое утро оружие вагонами отправляли на фронт», – вспоминает Беляев.
В 1943-м освоили новое оружие Георгия Шпагина – сигнальный пистолет СПШ, ракетница до сих пор на вооружении в нашей армии. Владимир Кузьмич собирал и его тоже.
С сыном Виктором.
Фото Юрия Коренько
Связь с домом прервалась в начале войны. Из сводок Совинформбюро парень знал, что Смородино дважды оккупировали немцы.
В год Победы дома скончался отец – Кузьма Иванович, старый солдат, участник финской. Найти мужиков отнести гроб на кладбище не удалось: все ещё воевали. Похоронили отца в огороде. Поклониться могилке сын смог в 1948-м, когда вернулся домой.
Вначале устроился в плотницкие мастерские. Затем четверть века отработал учётчиком в полевой бригаде. До 1962-го колхозники работали за трудодни, денег людям не платили. Народ выкручивался, выживал кто как мог. От отца сохранилось ружьё (он был хорошим охотником).
Владимир тоже надолго уходил в лес. Возвращался с добычей. Из шкурок научился шить шапки.
Подрастали дети. Дочке Лиде пришла пора собираться в школу. Одеть девочку оказалось не во что. Магазинов готового платья тогда не было, всё шилось на заказ. В городах работали пошивочные мастерские, в сёлах о таком не могли и мечтать.
«У меня появился интерес к шитью, – рассказывает Беляев. – Швейную машинку на время брал у людей. Всю семью обшивал. В селе узнали – пошли заказы: свадебное платье, костюмы мужские – всё мог. Теперь только починяю или переделываю – подрежу-наставлю».
По молодости, чтобы облегчить себе жизнь и ежегодно не перекапывать вручную огород, придумал электроплуг. Когда из полевого учётчика его перевели в колхозную контору бухгалтером и коллеги узнали, что Беляев хорошо рисует, завалили просьбами нарисовать цветы для вышивки салфеток, скатертей, полотенец. Потом заказывали картины в дом. Он писал в своё удовольствие и наслаждался такой возможностью. В ДК на одной из стен появились «Три богатыря». Как‑то удачно скопировал «Битву за Севастополь». До сих пор в старой кухне стоят незаконченные полотна.
Колхозный парторг подключил художника-самоучку к агитации. Беляев писал лозунги, оформлял стенды, рассказывающие о планах КПСС. Дошло до портретов вождя мирового пролетариата. Ленина могли изображать только проверенные люди, с допуском районного партийного руководства. Допуск дали.
Лики святых в старом храме ему тоже довелось реставрировать.
Сегодня реставрирует то, что принесут люди на переделку. Деньги за работу никогда не берёт, хотя живёт скромно.
«Я так благодарен людям, что приносят шитво. За работой день быстрее проходит. Закончил машинкой и пошёл на телевизор. Плохо, что глаз потерял, но ничего, второй‑то хорошо видит. А зачем мне два в мои‑то годы?» – говорит Владимир Кузьмич.
Уезжая, мы прощаемся у калитки. Старик говорит:
«Сейчас многие жалуются: жить тяжело. Нет, милые мои, вы не знаете, что это такое».
*