0
У белгородских ВИА своя история. По области самодеятельные ансамбли создавались примерно по одному сценарию.
«Первые самодеятельные ВИА у нас появились примерно в конце 1960-х годов, – рассказывает ведущий радио «Мира Белогорья» Владимир Марков. – В основном это были студенческие ансамбли, а вслед за ними возникли школьные».
Вроде бы всё просто: парни взяли в руки гитары, наслушавшись всякой всячины – от приблатнённого дворового шансона до западной музыки. С блатным репертуаром понятно, но как в закрытую железным занавесом страну могла проникнуть чуждая советской молодёжи заграничная «зараза»?
«Пластинки привозили иностранные студенты, которые учились в крупных городах СССР, – поясняет Марков. – Не все могли купить винил: пластинка стоила рублей 80, это при средней зарплате 100 рублей. Поэтому каждую переписывали на катушечный магнитофон, а потом делились с друзьями».
В Белгород музыкальный самиздат попадал из Москвы, Харькова, Ленинграда. Запись с пластинки на катушку стоила в среднем пять целковых. Записывали фирму́ (так меж собой называли зарубежные группы) и с радиоэфира: ловили «Голос Америки», «Немецкую волну», Би-би-си. Всесоюзный «Маяк» тоже порой баловал композициями Chicago, Creedence, Deep Purple – они звучали в программе Виктора Татарского «На всех широтах».
«Многим молодым людям в ту пору музыка заменяла религию, – говорит Марков. – В творчестве Led Zeppelin, The Beatles, Pink Floyd они искали ответы на важные вопросы».
Вообще, гитара в ту пору – практически повальное увлечение советских мальчишек. Самые продвинутые знали ноты: осваивали аккорды по самоучителю, а избранные счастливчики учились в музыкалке. Дворовые самоучки сдирали (копировали) советские шлягеры, замахивались на фирму́. И вопреки запретам отпускали волосы до плеч – тоже веяние западной музыкальной моды.
«Я учился в 13-й школе Белгорода, в классе было десять ребят, и все умели играть на гитаре, – вспоминает Марков. – А иначе не было шанса понравиться девчонкам».
Юность, гитара, влюблённость – из этого выросли школьные ВИА, пожалуй, самое массовое музыкальное явление в СССР. Почти в каждой школе Белгорода был свой самодеятельный ансамбль. На всех школьных вечерах, в том числе выпускных, играли сами. Девушек брали в состав в основном на вокал, позже – на клавишные.
Понятно, что долго оставаться без присмотра такая самодеятельность не могла:
«Партия дала комсомолу задание: занять чем‑то молодёжь, а раз молодёжь уже занялась сама, то нужно контролировать: взять ансамбли в свои руки», – вспоминает Марков.
Это означало не только допуск к конкурсам и прочим бонусам, но и худсоветы с «запретными списками» – перечнем запрещённых к исполнению песен. На деле было так: комсомол делал вид, что контролирует, а молодёжь – что подчиняется.
Самым доступным инструментом была знаменитая шестиструнная «луначарка» – гитара, выпускаемая ленинградской фабрикой им. Луначарского. Стоила она 20 рублей – недёшево по тем временам, но всё же раскупалась вмиг. Даже начинающие музыканты называли её «дровами», но раздобыть хотя бы чехословацкую электрогитару было очень трудно, да и стоила она рублей 150–200. Что уж говорить о настоящей фирме́ – немецких или американских инструментах, цена которых тянула на «жигули».
«В середине 1970-х годов в СССР начали выпускать электрогитары «Тоника», «Аэлита», «Урал»,– ведёт экскурс в историю радиоведущий. – Это были тяжёлые и неудобные инструменты, которые вызывали массу шуток. Выручали и болгарские бас-гитары «Орфей», но струны к ним были жутким дефицитом, и музыканты курочили рояли и пианино, снимая с них басовые струны».
«Кухня» – барабанная установка – тоже была в дефиците, она могла стать подарком школе от богатых шефов или наградой за победу в каком‑нибудь конкурсе.
«С аппаратурой вообще была проблема, – говорит Марков. – Школьные ВИА поначалу использовали примитивные «кинапы» – усилители, с помощью которых озвучивались кинофильмы».
Зато повальный дефицит раскрыл таланты умельцев, которые своими руками мастерили едва ли не всё: от усилителей до электрогитар.
Приобрести аппаратуру или модный прикид можно было на неформальных музыкантских тусовках, которые были почти в каждом крупном городе. Самая близкая к Белгороду находилась в Харькове и называлась «скулёжкой»:
«У музыкантов «скулить» значило договариваться о чём‑то, обмениваться мнениями, искать работу, – поясняет Марков. – На «скулёжке» с рук можно было купить инструмент, но с риском, что всучат такое, что потом и на голову не наденешь».
Классический состав вокально-инструментального ансамбля образца 1970-х: три электрогитары – соло, ритм и бас – и «кухня». Позже появились первые электроклавиши – «ионики». Редко в каком ВИА были ребята, владеющие духовыми инструментами:
«Музыкантам ведь нужно было деньги зарабатывать, – рассказывает радиоведущий. – А заработать проще меньшим составом и обойтись легче всего без духовика».
Подрабатывать, или халтурить, начинали ещё со школы – в основном на свадьбах и танцах, реже, если есть духовик, – на похоронах. Зато танцы игрались круглый год – в центральном парке, в кинотеатре «Октябрь», в ДК железнодорожников (сейчас на его месте статуправление), в ДК профсоюзов, на других площадках.
Ребята, научившиеся более-менее нормально играть, продолжали музыкальную карьеру на предприятиях: свои ВИА были на «Белэнергомаше», «витаминке», других крупных производствах, которые могли купить аппаратуру. Лучших музыкантов прибирали к рукам Дворцы культуры: здесь их обеспечивали не только заработком, но и костюмами.
Владимир Марков с ходу называет с десяток вокально-инструментальных ансамблей Белгорода, и это не полный перечень: «Меломаны» (строительный техникум), «Узоры» (витаминный комбинат), «Пилигрим», «Орбита» (при ДК «Энергомаш»), «Спектр» (центральный городской парк), «Вигэлин» (пединститут), «Атлас»…
В зале торжеств (нынешний новый дом быта) был свой ВИА, в котором, кроме Владимира Маркова, выступали Александр Красноносов, Сергей Ткаченко, Аркадий Седых, Ирина Шувалова, Леонид Сорока. Миграция музыкантов из одного коллектива в другой была обычным делом.
«Среди профессионалов, у которых ребята учились, назову Валерия Губанова, Александра Красноносова, а также Станислава Фёдорова – которого, увы, уже нет в живых, – рассказывает Марков. – Естественно, они не играли на всех инструментах профессионально, но могли научить азам и написать аранжировку».
Всесоюзная установка была такая: 80–90 % репертуара ВИА должны составлять прошедшие худсовет песни советских композиторов. Фактически он делился на три части: так называемый совок – идеологически выдержанные песни для конкурсов и всяких показух; шлягеры популярных советских ВИА, исполняемые на танцах; фирма́ – зарубежные композиции, тоже в основном для танцев. При этом далеко не все владели английским и фирму́ переписывали «птичьим» языком: английские слова буквами русского алфавита – такое Яну Гиллану и не снилось!
Музыка – это язык, не требующий перевода, напоминает Марков. Если вы слушаете лирическую композицию Scorpions, то и без слов понятно, что это песня о любви:
«Бывало так: ансамбль готовится играть танцы в парке, уже достали портвейн, и тут приходит проверяющий из «компетентных органов». Ребята подают ему «рапортичку», то есть список репертуара. Тот читает: ага, «Самоцветы», «Весёлые ребята», Антонов… И вдруг спотыкается на строчке: Stevie Wonder – Sir Duke, вскидывается: «Что это за Стиви Вандыч, вы что, обалдели? Убирайте!» А ребята её долго репетировали, вещь классная, народ под неё танцует. Тогда кто‑то из музыкантов спрашивает у проверяющего: «А как вы относитесь к портвейну?» После двух стаканов он махал рукой, ладно, оставляйте Вандыча».
Поначалу это было весело, но зелёный змий сгубил немало музыкантов:
«Свадьба – это пьянка, ресторан – пьянка, – поясняет Марков. – Школьные вечера – в меньшей степени, но тоже. На танцах в парке без портвейна не обходилось. Сначала выпивали для подзавода, потом для поддержания состояния. Редко кто из музыкантов не пил».
Фото из личного архива Владимира Маркова
Ресторанов в ту пору в областном центре было немного – «Центральный», «Белгород», «Звёздный», «Дружба»… Не каждому ВИА доставался счастливый билет в кабак.
«Играть в ресторане было престижно: это хорошие деньги, весёлая жизнь, девочки, – говорит Марков. – Заказ песни там стоил в среднем 3–5 рублей».
Расцвет ВИА продолжался примерно до начала перестройки. Первая половина 1980-х примечательна как минимум двумя событиями в музыкальной жизни: из подполья вышел отечественный рок и появились первые дискотеки. На смену определению «советская эстрада» пришло слово «попса».
По‑разному сложилась жизнь музыкантов – пионеров белгородских ВИА. Многих нет в живых. Из здравствующих кто‑то продолжает заниматься музыкой, другие с ностальгией вспоминают вокально-инструментальную юность. Третьи уехали из страны – той, которой уже четверть века нет на карте.
Но она осталась в наших сердцах, правда?
*